Блистательный танцовщик, интересный хореограф, а ныне — художественный руководитель балета Большого театра Алексей Ратманский, всегда в движении. Он ставит спектакли в Копенгагене и Риге, в Хельсинки и Сан-Франциско, руководит гастролями в Англии и Америке. Его время расписано по часам, но, удивительным образом, Ратманский успевает следить за всем новым, что происходит в искусстве и воспитывать очаровательного сына Василия.

 

С.К. Алексей, мне кажется, что Вы единственный руководитель балетной труппы, кто ходит смотреть современные спектакли. Как Вы думаете, почему так?
А.Р. На самом деле, я очень мало смотрю — я не успеваю. Я бы отнес то, о чем Вы говорите, на занятость других директоров. Потому что эта должность подразумевает, что ты смотришь все спектакли. А у нас они идут практически каждый день.

С.К. И Вы действительно смотрите все спектакли балета Большого театра?
А.Р. Когда я в Москве, то практически всегда. А contemporary dance действительно не входит в сферу интересов директоров классических балетных трупп.

С.К. Алексей, с тех пор как Вы пришли в Большой театр, прошло три года.  Ваше представление об этом театре изменились? Планы, которые Вы строили, осуществились?
А.Р. Я стараюсь это делать. Мои представления о Большом? О качестве танцовщиков Большого театра? Думаю, не изменились. Мне кажется, я очень внимательно смотрел спектакли до того, как приступил к исполнению своих обязанностей. И в целом — все так, как я себе представлял. Конечно, это огромная работа, надежды и разочарования, взлеты и падения, успех и провалы. Все копится, и хорошее, и плохое. Если конкретнее — каждый спектакль отличается от другого. Каждый артист хорош ровно настолько, насколько хорошо он станцевал последний раз. Каждый раз надо доказывать.

С.К. Алексей, когда Вас пригласили в Москву, Вы приостановили свой пожизненный контракт с Датским Королевским балетом. А ведь столько лет провели в Копенгагене, там родился Ваш сын, там Вам вручили высшую награду Дании…
А.Р. Да, я стал Рыцарем Датского флага. Как это принято в Дании, орден мне прислали по почте, а потом пригласили в королевский дворец на прием. Там награжденных, одетых в смокинги и белые перчатки, по очереди вызывают к королеве Маргрет Второй. Балетных людей королева в таких случаях приглашает последними, чтобы подольше поговорить. Она — балетоманка, хорошо разбирается в танце, и даже сама иногда делает балетный класс. А еще она театральная художница и даже оформила в Датском королевском балете спектакль «Народное предание» Бурнонвиля. Ее Величество была на всех моих балетах, а на «Щелкунчике» — несколько раз.

С.К. Когда Вы ушли со сцены, не было ощущения что не успели, не дотанцевали?
А.Р. Наверное, я станцевал уже все что мог и хотел. Ведь в балете не бывает такой ситуации, как в драме, где ты либо Гамлет, либо — безмолвный рассыльный. Ведущий танцовщик проходит через все основные партии классического репертуара. Он должен быть в состоянии исполнить любую партию, будь то Принц или злодей, разница лишь в наборе движений. Не сбылись, правда, мои юношеские мечты танцевать в труппе Большого театра и в Нью-Йорк Сити Балле. Хотя на сцене Большого я все же появлялся как приглашенный солист.

С.К. Алексей, Вам сны о балете не снятся?
А.Р. Всем балетным снится одно и тоже. Сон первый — костюмный. Твой выход, звучит твоя музыка, а с костюмом что-то случилось. Он пропал, не готов или рвется, когда ты его натягиваешь. Сон второй — сценический. На сцене ты вдруг с ужасом понимаешь, что совершенно не помнишь порядок движений. Эти два кошмара преследуют с завидной периодичностью, а вообще сплю спокойно, без балетовидений.

С.К. Ваша семья тоже переехала в Москву?
А.Р. Да. Моя жена Татьяна тоже танцевала на сцене Датского балета и с переездом в Москву, как и я, перестала выступать, что нелегко далось нам обоим. Сейчас она помогает мне в постановках. Не хотелось бы, чтобы наш восьмилетний сын Василий тоже стал танцевать, потому что вся семья в балете — это мрачно. Хотя он уже ставит балеты! Василий на самом деле придумал хореографию балета «Санта-Лючия». А исполняем это мы с Татьяной, дома.

С.К. Алексей, Вы также начали ставить балеты очень рано — в училище. Как был сделан этот шаг от танцовщика к постановщику?
А.Р. Я всегда знал, что буду ставить. Поначалу делал балетики для себя и своих друзей по общежитию МАХУ. У меня были замечательные исполнители: Владимир Малахов, Наталья Ледовская, Геннадий Янин. Ледовская сейчас — ведущая балерина Музыкального театра Станиславского и Немировича-Данченко, Янин работает со мной в Большом. Имя Малахова, думаю, в особых пояснениях не нуждается. Самым крупным моих «творением» был балет «Ученик чародея». Еще бывало так, что я ставил только мизансцены, оставляя исполнителям возможность импровизации в танце. Ничего, занятно было. Потом я делал постановки для моей жены Татьяны и мы вместе танцевали их в концертах. Однажды Нина Ананиашвили, посмотрев мой номер, подошла, дала свою визитку и сказала, что хотела бы, чтобы я поставил балет для нее. Так в 1997 году получились «Прелести маньеризма». А дальше ставил в Копенгагене, в Швеции, в Сан-Франциско…

С.К. А что заставило Вас принять предложение Большого театра? Ведь с этого пьедестала высоко взлетают, но и низко падают?
С.К. Может быть, то обстоятельство, что это назначение круто поменяет мою жизнь, меня и искусило. До тех пор все в моей судьбе происходило довольно гладко. И захотелось перемен. Хотя сказать, что я согласился сразу, тоже нельзя. Около месяца мы с семьей думали над этим предложением, понимая, как много изменится в нашей жизни. Больше десяти лет мы жили за границей, в Москве пришлось устраивать жизнь с нуля. Хотя я учился в Москве, и это назначение в какой-то степени возвращение.

С.К. Вы — самый молодой художественный руководитель балета в истории, за несколько лет поставили большие балеты в крупных мировых театрах. Как Вы думаете, почему столь успешно сложилась Ваша карьера?
А.Р. Может быть потому, что я начал ставить немножко в другом направлении. Вот Юрий Николаевич Григорович, который возглавлял Большой театр, не уверен, что я правильно отвечаю на вопрос… Он задавал путь для стиля постановок по всему Советскому Союзу. Театры многих городов имели в своем репертуаре его «Легенду о любви», «Спартака», «Ромео и Джульетту» и классические постановки. В начале 1970-х мы никого другого не знали. А когда я выпускался из училища, начали появляться видеокассеты с записями, начали приезжать западные труппы. И то, что мы увидели, как-то сильно сдвинуло то, что было в голове. И захватило меня. Я стал делать то, что мне было очень интересно. У нас очень долго балет был закрытым. А сейчас все труппы приезжают в Москву, теперь мы понимаем, что происходит в мире, на каком уровне сейчас танцуют в Лондоне, в Париже, в Нью-Йорке, и это помогает сохранить свое лицо и сохранить вещи, которые могли бы пойти не по этому пути. Хотя наследие той закрытости очень сильно мешает работать, очень сильно. Понятие того, что мы все равно лучше всех. Наша школа лучше всех, мы танцуем лучше всех. Необходимо быть открытым, смотреть по сторонам и в этом находить свою силу, наверное.

С.К. Алексей, какие у Вас планы в ближайшее время?
А.Р. В феврале вышла моя «Анна Каренина» в Хельсинки. Это уже третья версия. Вместе с Юрием Бурлакой мы возобновляем в Большом театре старинный балет «Корсар». Об остальном я не буду пока говорить.

С.К. Как Вы видите свое будущее после Большого театра?
А.Р. Я хореограф, я буду ставить. А руководить труппой?.. Я не хочу планировать. Думаю, что этот опыт мне дал очень много, может быть и забрал что-то. Но, в любом случае, я думаю, что смогу руководить другой труппой. Хочу ли я этого?.. Думаю, мы немножко забегаем вперед. Однозначно я знаю, что я хочу ставить!