В Большом театре прошла премьера новой версии оперы Петра Чайковского «Евгений Онегин».

Новый спектакль Большого театра подтверждает истину — ничто не вечно. Предыдущая версия «Евгения Онегина» не сходила со сцены шестьдесят лет. Обветшали декорации, состарились исполнители, поменялись приоритеты. Режиссер-постановщик Дмитрий Черняков привнес в свою редакцию хрестоматийной оперы много нового. Всегда ли изменения к лучшему?
То, что опера — вещь крайне загадочная и совершенно непонятная непосвященным, известно всем. Также известно, что композиторы и либреттисты, создавая свои шедевры по мотивам общеизвестных произведений, мало с ними считаются. Режиссеры же, ставя оперы, не считаются вообще ни с чем. В результате — зрители, пришедшие на премьеру должны быть готовы ко всему.
Главный театр России, построив Новую сцену, объявил ее экспериментальной и все, что на ней происходит — экспериментом. Но театр солидный, поэтому необходимо, чтобы эти эксперименты считались успешными и, желательно, становились сенсациями. Есть несколько проверенных рецептов.
Во-первых, приглашаем на постановку молодого и уже раскрученного режиссера Дмитрия Чернякова, хорошо подкованного, грамотного, с энциклопедическими знаниями и буйной фантазией. Также не забываем о лучшем художнике по свету в стране Глебе Фильштинском.
Во-вторых, зовем солистов со стороны (свои здесь не подходят) — восходящую мировую звезду баритона Мариуша Квиченя на заглавную партию, роскошное сопрано, сделавшую карьеру на Западе Татьяну Моногарову на роль Татьяны, легендарную Эмму Саркисян, меццо-сопрано на партию Няни. Добавляем своих — заведующую оперной труппой Маквалу Касрашвили на роль Лариной, достаточного молодого тенора Андрея Дунаева на партию Ленского и новую звезду — баса Михаила Казакова на партию Гремина.
В-третьих, собираем на премьеру полный зал (благо — небольшой) бомонда: Александр Гафин, Нелли Алекперова, Петр Авен, Семен Вайншток, Виктор Вексельберг, Алишер Усманов, Андрей Костин и другие — в первых рядах.
Событие обеспечено! Крики, цветы и аплодисменты на премьере — тоже. Только на премьере, а дальше начинается, собственно жизнь спектакля. И выживет ли новый экспериментальный «Онегин», зависит от многих факторов — от таланта исполнителей и звучания оркестра (дирижер Александр Ведерников), что бесспорно, от оформления, что в части света тоже бесспорно, от режиссерской концепции и постановки, что отнюдь не бесспорно.
Режиссерская концепция оперы — это нечто еще более загадочное, чем сама опера. И разгадку знает лишь постановщик и художник спектакля Дмитрий Черняков и его очень близкое окружение. Остальным, обычным смертным — необязательно. Для них режиссер вспомнил заветы основоположника театральной системы Константина Станиславского и максимально приблизил оперу к жизни. Для этого применяются приемы «четвертой стены», когда певцы поют спиной к зрителям и кинематографической смены кадров-картин, осовременивание «архаичного» действия, кропотливая работа с массовкой-хором. Каждый хорист, как у и Станиславского, досконально знает биографию своего персонажа и живет собственной жизнью, активно участвуя в происходящем на сцене.
Для простых смертных и приемы «снижения действия» — Ларина и Ольга, опрокидывающие рюмку за рюмкой, комическая старуха, кривляющаяся во время монолога Ленского, сам Ленский, почему-то поющий куплеты Трике в шутовском колпаке дуэтом с игрушечной собачкой и многое другое. Для непосвященных — неопределенного времени костюмы, похожие на современные, Гремин, напоминающий новорусского банкира, гости, постоянно что-то очень реалистично жующие на сцене.
Все остальное — Концепция. Великая и загадочная. Лейтмотивом «Евгения Онегина» становится огромный стол. Бал у Лариных обернулся тривиальным застольем. За столом председательствует зав. оперной труппой, артисты хора напиваются и едят. Накрывают, убирают с него, за ним Татьяна пишет письмо, его же отшвыривает, становясь на колени перед стулом, где сидел Онегин, на нем же она страдает и поет. На стол Ленский бросает ружье, вызывая Онегина на дуэль. Да, да, именно ружье, очевидно, пистолеты закончились. Дуэль происходит здесь же — герои бегают вокруг стола и перебрасывают друг другу пресловутое ружье. Причем, Онегин явно не хочет стрелять из столь непрестижного оружия. Но режиссер неумолим — в пылу драки Онегин случайно (!) стреляет в Ленского. Умирает Ленский, понятно, на том же столе.
В последнем акте овальный стол преображается в банкетный — за ним пируют гости Гремина, за ним Гремин поет знаменитую арию, оказавшуюся просто застольным тостом. Сам Гремин, совсем не старый бизнесмен, предстает не просто мужем, но возлюбленным и поверенным душевных тайн Татьяны. Ему она жалуется на «противного» Онегина, с ним советуется, что ответить назойливому поклоннику. За столом происходит и объяснение Татьяны с Онегиным, исключая, впрочем, моменты, когда герой лихорадочно запирает все двери, набрасывается на героиню, пытается повалить на пол и ползает за ней на коленях.
Готов ли зритель Большого театра «ко всему», покажет время. «Новые» концепции совсем не новы, неоднократно уже пытали нас «оригинальными прочтениями», «приближениями к современности», «возвратом к Станиславскому», «макрореалистичностью». Время рассудит. И это пройдет...

РБК daily, 5 сентября 2006