Блуждавшая по провинциям и союзным государствам труппа Московского Музыкального театра обрела кров и представила избранной публике результаты скитаний и возможности обновленной, оснащенной по последнему слову техники сцены. Избранная публика благосклонно встретила любимый театр, закрывая глаза на сомнительное качество увиденного.

Дом 17 по Большой Дмитровке пережил многое — сначала усадьба, потом Купеческий клуб, театр-казино, варьете «Максим», Интимный театр миниатюр, Оперная студия Станиславского и Музыкальный театр Немировича-Данченко. Когда в 1941 году труппы Станиславского и Немировича-Данченко объединились, началась новая эпоха — эпоха Музыкального театра, славного талантливыми певцами, танцовщиками, режиссерами и балетмейстерами. Второму театру Москвы жилось свободнее, чем первому, позволялось больше. Труппа была поменьше и атмосфера получше, более домашняя, что ли.

Как домой в день открытия пришли гости: Александр Шохин с супругой целеустремленно рвался в зал, Эммануил Виторган мило беседовал с Евгением Меньшовым, одетым в вечный полосатый костюм. Блистательная прима Большого театра Светлана Захарова позировала перед фотографами, министр культуры Азербайджана Полад Бюль-бюль оглы настойчиво лез в кадр. Российский министр Александр Соколов, скромно прогуливался в буфете, неподражаемая Илзе Лиепа милостиво беседовала с поклонниками.

После того, как в зал вошли главные гости — мэр Москвы Юрий Лужков со свитой, Владимир Ресин, Иосиф Кобзон в зале погас свет, и началось представление, названное, по неизвестной редакции причинам, «Гала-катарсисом в 3 частях». Концерт напомнил профсоюзный отчет перед родной партией и правительством.

Часть 1 — «Сила судьбы» под музыку увертюры к одноименной опере Дж. Верди, представляла собой драматический фотоотчет о строительстве. Кадры разрухи и пожаров сменяли оптимистические фотографии руководства театра и мэра в касках и с кирками. Зал взрывался овациями при виде каждого знакомого лица.

Вторая часть — «Возвращение», оказалась самой длинной и началась с показа косяков неумело сделанных на компьютере лебедей. Девушки-птицы выбежали и на абсолютно голую сцену. Дальше постановщики концерта, желая показать свое знание истории отечественной музыки и вспомнив, очевидно, кабаретное прошлое театра, выпустили среди лебедей нехуденьких солистов оперы, отважно натянувших на себя балетные костюмы. Конечно, певцы исполнили дуэт из оперы П. Чайковского «Ундина», часть которой вошла в балет «Лебединое озеро».

Лебедей сменили курды из балета «Гаянэ». Тему национальных меньшинств в столице продолжил оперный мавр Отелло, в исполнении легендарного, но сильно постаревшего Вячеслава Осипова. Анатолий Лошак на фоне вешалки с костюмами спел каватину Валентина из оперы «Фауст».

Класс-концерт на радостно-советскую музыку Дмитрия Шостаковича, задуманный художественным руководителем балета Михаилом Лавровским как парад труппы, выглядел скучно и блекло. Положение спасали только прима-балерины Наталья Ледовская и Татьяна Чернобровкина.

Вслед за балетом на сцену печально вышел ветеран оперы Леонид Болдин, таща за собой на тележке огромный бюст Станиславского. Романс М. Глинки «Сомнения» в его исполнении выглядел грустным воспоминанием о потерянном голосе. Неожиданно свежо и проникновенно прозвучала ария Ленского в талантливой интерпретации молодого солиста Алексея Кудри. А вот ария Далилы в исполнении сидевшего за мной премьера Большого театра Николая Цискаридзе звучала лучше, чем на сцене, где пела Елена Манистина в обрамлении бронзовых женщин.

Несостоявшимся призраком мелькнул дуэт из балета «Призрачный бал» и на сцену выкатился алый автомобиль с названием известного дилера на бампере. Из него появилась некоронованная королева Музыкального театра роскошная Хибла Герзмава. Виртуозную сцену Адины из «Любовного напитка» Г. Доницетти она спела легко и покорила зал. Уехала она столь же эффектно, освободив место для несостоявшегося баритона, натужно проблеявшего искрометные куплеты Баринкая из оперетты «Цыганский барон».

Финалом концерта мог бы стать отрывок из балета «Дон Кихот» Л. Минкуса, по неосведомленности организаторов названный «Гран па». Три пары ведущих солистов театра состязались в виртуозном танце и обаянии. Соревнование было бессмысленным с самого начала — из шести человек на сцене были видны только две вышеназванные балерины и премьер театра Георги Смилевски. Остальным там делать было нечего.

Когда зрители собрались уходить, оказалось, что сейчас только и начинается настоящий финал «Гала-катарсиса» — часть третья под говорящим названием «Загадка Ю.М.Л.». Разгадку знали все сидящие в зале и, поэтому, бодро подпевали попурри из песен советских композиторов о Москве. Сама Загадка милостиво улыбалась из первых рядов партера и раскланивалась. Когда же зазвучала песня, которая считается неофициальным гимном столицы, зрители встали и принялись аплодировать. Было похоже на массовый гипноз. Очевидно, здесь и предполагался катарсис. Не осознали этого только мы с художественным руководителем Большого театра Алексеем Ратманским. По-моему, только мы и остались сидеть.

 На сцене, наверное, тоже происходил катарсис — артисты хора, балета, оперы, руководство театра (все в серых кепках), маршировали и подпевали. Солисты, естественно, кепок не надели, отличилась лишь одна солистка. Наивные зрители по неведению продолжали стоять и скандировать, даже когда зазвучал пародийный марш из оперы С. Прокофьева «Три апельсина», венчавший Гала. Бодрый советский оптимизм продолжался и тогда, когда гости устремились на грандиозный банкет.